Дмитрий Голубовский: «Экономику России нужно развивать, как целостный организм. А сейчас это Франкенштейн»
Финансовый аналитик Дмитрий Голубовский (ФГ Калита Финанс) беседует с «НК» о неестественной модели российской экономики, и о том, как ее изменить, чтобы российские деньги могли работать на страну, ее бизнес и народ, а не на мировых спекулянтов.
Дмитрий, хотелось бы сегодня обсудить такую тему – где вообще в России деньги
и что правильно с ними делать для того чтобы они не утекали из страны,
а работали на неё? Первый вопрос – известно, что накоплена очень большая «кубышка» резервов, с Вашей точки зрения, если отвечать на вопрос совсем упрощённо –
у России много денег? Где они? И почему, если их много, то они не достаются обычным людям?
Много в нашей «кубышке» денег или нет – это вопрос относительный. По сравнению с чем много? Если сравнивать наши накопления с норвежским аналогичным фондом или саудовским, или с фондом Катара, то по сравнению с той же Норвегией этих накоплений на душу населения совсем мало. Но самое неприятное, что если сравнить эти накопления с нашими позициями по корпоративному долгу, да и вообще по всему внешнему долгу, то получится, что их на самом деле вообще нет. То есть наши резервы соответствуют тому, сколько заняли наше государство и корпорации на внешнем рынке. Раньше этих резервов вообще даже бы и не хватало для погашения внешних долгов,
а в последнее время эти цифры соответствуют. Эта ситуация похожа примерно на то, что было в 2008 году. Тогда резервы, казалось бы, тоже его были очень большие
в абсолютных цифрах, как и сейчас, но это не спасло ни страну от кризиса, ни рубль от девальвации. Почему? Потому что эти резервы просто перекрывали внешний долг. Когда возник кризис ликвидности у компаний, которые занимали валюту, и которым нужно было эту валюту отдавать, а экспортная выручка у них тогда тоже упала, то все пришли к Минфину просить деньги. Помните историю Дерипаски с Пикалево? Это как раз такая наиболее наглядная демонстрация бессилия российского бизнеса, который не умеет управлять валютными рисками. Сейчас ситуация ничем не отличается. На резервы претендуют системообразующие компании. Вот на их долги как раз этих накоплений
и хватит. Это если говорить о валюте, которую накопил Минфин, которую он сейчас продает для того чтобы покрыть выпавшие в связи с падением цен на нефть доходы.
Но есть, вообще говоря, другой неиссякаемый источник – Центральный Банк Российской Федерации. Конечно, он неиссякаемый условно. Потому что если деньги действительно эмитировать в неограниченном количестве, то вообще можно быстро прийти в состояние Венесуэлы, Зимбабве или Аргентины. Просто разрушив денежную систему. Но если делать это достаточно умно и по расчету, то ликвидность можно добавить в экономику.
И главный вопрос при этом будет – как её замкнуть в экономике, то есть, как сделать так, чтобы те деньги, которые печатает Центральный банк, не поменяли на валюту и не вывели из страны. Это задачи, которые нужно решать, создавая какие-то механики, которые эти вопросы регулируют.
Если мы заговорили про наш Центробанк, то известно, что к нему предъявляют претензии как раз в связи с тем, что он достаточно давно и последовательно «зажимает» денежную массу и как раз аргументирует это тем, что если станет денег больше, то соответственно, у нас будет инфляция, спекуляции. И, мотивируя этим, последние годы отказывается вливать средства в экономику. Многие считают, что ставка тоже у нас могла бы быть и ниже, и это дало бы возможность получения дешевых кредитов для предприятий. С Вашей точки зрения, состоятельны ли эти аргументы Центробанка, что денег больше давать не надо?
Я считаю, что при параметрах денежной политики и инфляции, имеющихся сейчас, эти аргументы несостоятельны. Более того, они несостоятельны уже давно. В России самая высокая реальная ставка была ещё в прошлом году среди всех стран большой двадцатки. Реальная ставка – это ставка Центрального Банка за вычетом инфляции. Когда Центральный Банк снижает ставку, то можно заметить, что уже некоторое время он снижал ее ровно настолько, насколько падала инфляции. А реальная ставка в России не падала. И всё время боялись в Центробанке, что у них начнут расти инфляционные ожидания. Этот страх не позволял им проводить какую-то опережающую политику. То есть они держали реальную ставку высокой и продолжают ее держать высокой. И то смягчение денежной политики, которые было недавно, не отражает того факта, что у нас остановился рост цен. У нас был подскок инфляции, связанной с девальвацией, но он был очень краткосрочным. Если посмотреть показатели инфляции сейчас, то у нас цены встали. И это понятно. Потому что у нас потребительская активность убита вообще
в ноль. И карантином и вообще всем состоянием доходов населения. Поэтому, если принять, что у инфляция у нас ноль, а может быть даже и дефляция (а я не удивлюсь, если у нас будут падать цены по всей потребительской корзине Росстата сейчас), то ставка Центрального банка у нас нынешняя – снова самая высокая реальная ставка по всем странам большой двадцатки. Поэтому ставку нужно «резать» и очень сильно, если говорить о кредитно-денежной политике.
Но здесь ещё вопрос заключается в том, возьмут ли кредиты, даже если это будет дешевле. Потому что в растущей экономике – чем дешевле кредит, тем, конечно, охотнее его будут брать, потому что понятны перспективы. Да, вы берете деньги, как-то их крутите, получаете прибыль и кредит отдаете. А когда у вас экономика падает, даже если вы снизите ставку до нуля, у вас кредиты не возьмут, потому что в падающей экономике, где все сидят в карантине, никто ничего не покупает. Тогда кредиты даже даром не нужны. Они нужны только для того, чтобы рефинансировать долги.
Что касается помощи для людей, то были выданы инструкции для банковской системы, чтобы банки помогали гражданам реструктурировать долги, но банки манкируют этими инструкциями и пытаются обходить требования Центрального Банка, навязывают заемщикам свои условия. Таких случаев стало так много, что Центральный Банк даже стал грозить мерами против таких недобросовестных банков.
Что касается компаний и их долговой нагрузки – компаниям помогут справиться. Я думаю, что какой-то волны дефолтов сейчас не будет в экономике, но это половина дела.
А вторая половина дела – как эту экономику запустить при том, что она сейчас находится в состоянии пробуксовки.
Считается, что стимулировать спрос путем повышения доходов граждан – это как раз один из тех механизмов, которые запускают экономику. Мы видим, что в целом ряде стран – те, кто может себе это позволить, задействовали инструмент так называемых «вертолётных денег», то есть они просто напрямую решили помочь гражданам, малому бизнесу тоже была предоставлена прямая помощь. У нас звучат точки зрения, что раздача денег гражданам не поможет – потому что они их потратят и ничем это не запустит экономику. Каков Ваш взгляд на эту ситуацию?
Я соглашусь с тем, что в России это мера поможет гораздо слабее, чем в других странах, в которых есть в промышленность, ориентированная на внутренний спрос. Понимаете, потребителю дать деньги имеет смысл тогда, когда он купит что-то отечественное на эти деньги, потратит на что-то, что производится у нас в стране. А если он купит что-то импортное, то наши деньги простимулируют чужую экономику, Китай или Евросоюз. Вот, например, продукты питания мы производим, но если вы посмотрите, что продают наши торговые сети, то часто это импорт. В силу чего? В силу того, что их финансовая логистика завязана на офшоры, и внутренний учет они ведут в долларах и им выгоднее работать с зарубежными поставщиками, это снижает их валютные риски. Российская экономика, к сожалению, российская только по названию. Это такой Франкенштейн – отрасли, каждая из которых по отдельности интегрирована в глобальный мир, при том что внутри самой России они связаны слабо. Настолько слабо, что когда например, в 2008 году Альфа-банк выяснял отношения с Дерипаской по поводу какого-то кредита, то судилась в Лондоне какая-то оффшорная компания Альфа-Банк и Русал, который тоже зарегистрирован в офшоре.
Вот что собой представляет российская экономика – с точки зрения финансовой логистики это набор американских или британских компаний, а в советах директоров – половина иностранцы. Если нет национальной финансовой логистики, у вас не может быть и национальной экономики. Грубо говоря, вы даете деньги обычному человеку, который идёт купить что-то в какой-нибудь Пятерочке. Пятёрочка зарабатывает на этом прибыль, а эта прибыль, оказавшись в банковской системе, начинает мультиплицироваться. С каждого депозита, попадающего в банк, банк может выдать кредит, поэтому эти деньги становятся сразу частью финансовой системы и уже поэтому они становятся частью спекулятивного контура экономики. И второе – ту прибыль, которую зарабатывает корпорация X5 Retail, которой принадлежат Пятерочки, она должна выводить из страны, потому что это глобальная компания. Вот в чём суть проблемы. Поэтому у нас раздавать деньги – это значит отапливать глобальную экономику. Когда американцы раздают доллары – они тоже по сути отапливают глобальную экономику. Но они могут себе это позволить, потому что доллар – это глобальная валюта. Когда китайцы раздают своим гражданам юани – они не отапливают глобальную экономику, потому что они сами для себя всё производят. И этим стимулируют своей собственную промышленность. Так это работает примерно
и в Евросоюзе. С оговоркой, что в Евросоюзе это стимулирует не промышленность всех стран ЕС, а страны-локомотивы, Германию, например. Сейчас в наиболее бедственное положение попали Италия, Испания – юг Европы. Они просят денег, а Север считает, что стимулировать все эти программы поддержки экономики – очень затратно. Но даже если деньги и получит Италия, они в итоге все равно приземлятся в Германии, в стране
с наиболее сильной экономикой в ЕС.
Суть в том, что если у вас нет промышленности, которая может удовлетворить внутренний спрос, то стимулировать внутренний спрос – значит стимулировать не свою,
а чужую экономику.
Единственный способ воспрепятствовать этому – взять под контроль, закрыть вывоз капитала. Это вопрос регулировки. Но это отказ от свободной конвертации рубля по капитальным операциям, которая считается огромным достижением России, как страны, интегрировавшейся в мировую экономику. Мы этим очень гордились, когда ввели такой режим валютного регулирования в 2007 году, это священная корова , и я не верю в то, что Центральный банк откажется от этой политики, пока его совсем «не прижмет». Но нефть по 35 долларов за баррель – сейчас это терпимо для них. Так что, к сожалению, при том регулировании, которое у нас есть, экономически раздача денег у нас – неэффективная будет мера.
При этом я хочу подчеркнуть -раздавать деньги населению надо, всем людям, которым действительно стало тяжело в кризис, надо помочь. Но это социальная политика,
и я в данном случае отделяю социальную политику от экономической. Про социальную политику не нужно задаваться вопросом, о том насколько она эффективна, просто надо помочь людям.
Но экономическая политика – это вопрос о том, кому надо дать денег, чтобы это было наиболее эффективно. Для российской экономики всё-таки деньги надо давать бизнесу, грубо говоря, чтобы он раздавал удочку населению, тогда у людей будут доходы они могут зарабатывать. И вот здесь нужно определиться со стратегической задачей .
Из того, что Вы говорите, следует, что какая-то одна мера сама по себе в любом случае не сработает, будь то снижение ставки хоть до нуля, будь то раздача денег гражданам и так далее. А похоже, и об этом многие говорят уже давно, что всё это можно решить только комплексно, все эти меры должны применяться одновременно – стимулировать именно отечественного производителя для того, чтобы доходы граждан, если они повысятся, уходили не на иностранные товары, то есть за границу автоматически, а всё-таки люди приобретали бы что-то отечественное, и соответственно, это запускало бы экономику внутри России. Здесь бы как раз пригодилась и сниженная ставка, потому что, если бы ожила внутри экономическая жизнь – то пригодились бы и все эти дешевые кредиты. Согласны ли Вы с тем, что здесь нужно действительно какая-то именно комплексная программа? А не отдельные мероприятия, как бы ни были они полезные локально, но, тем не менее, они ничего не решат?
Да, потому что организм надо лечить, если Россию мы рассматриваем в целом, как целостный организм. Хотя сейчас это Франкенштейн, это набор отдельно взятых отраслей, каждая из которых интегрирована в глобальный мир, но слабо связанных друг
с другом.
Для начала нужно провести ревизию тех идей, в рамках которых мы живём и действуем. Потому что мы живем в рамках идей, доминирующих с девяностых годов. Когда развалился Советский Союз, Россия оказалась таким вырванном куском из существовавшей ранее целостной системы. И тогда самый главный вопрос, который стоял перед руководством – а во власти во многом были просто случайные люди – как то, что осталось от Советского Союза, какие-то разрозненные куски, которые раньше были связаны в рамках единой плановой экономической системы, как это всё запустить, чтоб она хоть как-то продолжало работать. И было принято решение об открытии рынка, было принято решение открыть страну, полностью дать свободу внешнеторговой деятельности всем. Чтобы хоть как-то это интегрировать все в глобальную экономику, абы как. Абы-как и сложилась экономическая система, в которой каждая отрасль нашла какую-то нишу.
Это те, кто выжил, а некоторые и не выжили…
Кто не выжил – те не выжили. А остальные интегрировались в мировую экономику, так
и живут. Как была у них устоявшаяся финансовая логистика через офшоры, так она
и осталась. Это то же самое, как если попал человек в аварию, разбился, у него переломаны руки-ноги и как они срослись кое-как, никто их не правит специально, вот так вот российская экономика попала в катастрофу начала девяностых годов и как-то вросла в глобальный мир. Никто ее специально не встраивал. Понимаете, этим специально никто не занимался. Этим переходом. В отличие от Китая, там компартия это сделала,
и Китай был встроен в глобальную экономику по определенной программе, чтобы не искалечить то, что было до того, как страна начала открываться. Китай и до сих пор не до конца открыт.
А у нас все было абсолютно стихийно. Надо проанализировать вообще, что мы собой представляем, на научной основе. Банально матрицу межотраслевых балансов для нашей страны построить, чтобы понять, что мы производим, куда это идёт, как у нас внутри идут финансовые потоки. И тут я уверен, что до сих пор никто этого не делает и не знает. И тогда на основании этого можно подумать, как внутри страны замкнуть производственные цепочки, которые сейчас все замкнуты с точки зрения финансовой логистики на иностранные банки, офшоры. Да и с точки зрения комплектующих
и поставщиков по большей части тоже туда.
На все на это у нас накладывается высокий уровень монополизации и административное давление. Оно бывает двух типов. Одно – это административно-фискальное, «белое», но у него хотя бы понятны правила. А есть еще и теневое давление. Со стороны бюрократических, силовых структур, которые с бизнесом у нас тесно переплетены, особенно если бизнес крупный. И эта клановость очень мешает. Потому что в результате у нас нет нормального взаимодействия компаний внутреннего рынка. Это взаимодействие компаний становится предметом не чисто деловых отношений, а является элементом борьбы за власть внутри страны. Поскольку реальной политики у нас нет, это моё мнение, но, я думаю, что с ним многие согласятся – у нас вся политическая борьба – кулуарная, и бизнес в этой политической борьбе тоже принимает очень большое участие. Мы живем в очень странный экономической системе – она не рыночная, она скорее напоминает какую-то феодальную республику, типа средневековой Венеции.
И вот этого Франкенштейна российской экономики, его всё-таки можно не просто оживить, а вот, как в сказке, знаете, облили живой водой, и превратился он во что-то такое совершенно нормальное, уже не чудовище, а нормальное совершенно существо?
Нет, не получится. В реальности люди, которые используют образ «живой воды» – это люди, как я их называю, «свидетели хорошего инвестиционного климата», вот как есть свидетели Иеговы, которые ходят и убеждают всех, какое у них правильное учение.
Я ничего против не имею. Но вот есть похожие хорошие люди, которые ходят и убеждают нас, что, если у нас будут очень хорошие условия, суды будут хорошо работать, право частной собственности, то всё у вас будет хорошо и заработает экономика. А это не так. Дело в том, что пока у вас экономика не будет более-менее адекватной, пока у вас вся эта клановость сохраняется и эта кулуарность в политике, у вас не будут нормально работать суды, у вас не будет никакой внутренней конкуренции, пока вы не измените политическую систему. Можно сколько угодно снижать ставку, но если вы не создадите перспективы роста внутри экономики, внутреннего спроса у вас не будет. Это мертвому припарки. Нужно здесь стимулировать рост. У нас Центральный Банк всё время пропагандировал, что как только будет низкая инфляция, к нам придут инвестиции. Вот, мы достигли успеха, сейчас инфляция ноль. Цены не растут. Но, как правильно говорили прозорливые люди, нулевая инфляция на кладбище. Там цены не растут тоже. Вот сейчас у нас экономика представляет собой кладбище. У нас деловая активность упала до самого низкого уровня за всю историю наблюдений. Вы верите, что сейчас в Россию придут инвестиции? Если и придут – то только спекулятивные.
И как быть, с чего надо начать в первую очередь, чтобы уйти от этого кладбища? Всё-таки хочется надеяться, что нас ждет другое будущее.
Начинать надо с ревизии. Надо поставить перед собой цель не выжить абы как. Какую цель всегда ставило перед собой наше правительство? Для чего оно копило вот эту кучу денег? Идея – что мы откупимся от любого кризиса и будем жить, как жили. И вот мы откупились от кризиса 2008 года, от кризиса 2014-2015 года. Вот сейчас думают, что тоже откупятся. Может быть, кстати говоря, это и получится. Я не знаю – и это зависит не от правительства России, а зависит от американского Федерального Резерва и тех, кто им управляет. Если они напечатают, как некоторые прогнозируют, к концу следующего года 12 трлн долларов, а таков прогноз баланса ФРС, я думаю, что цены на рынке нефти будут существенно выше, чем нынешние уровни. Просто в силу того, что этот поток ликвидности поднимет всё, что торгуется на бирже. И тогда окажется, что мы снова проскочили. И опять как-то мы будем жить, как жили до этого, меняться ничего не будет,
и мы будем жить до следующего подобного кризиса. Который опять поставит перед нами вопрос – выживем мы или нет. Мы живём как человек, который сидит на каком-то допинге, и периодически попадает в стресс, но этих резервов хватает, чтоб откупиться.
Вариант номер два – это признать, что вот эта ситуация слишком большие риски несет для нашего народа. Что это национальная проблема. Потому что однажды может накрыть такой кризис, с которым мы не справимся. И который и вот этого франкенштейна нашей экономики разорвет на куски, а после того, как разорвет экономику, это может случиться
и со страной. Этот сценарий абсолютно нельзя исключить. Посмотрите на Дальний Восток – и что будет, если произойдет такой развал экономический, к кому этот регион естественным образом экономически прислонится? К тому, кто рядом сидит.
Нужно признать, что вот эта экономическая форма, в которой мы существуем, она очень опасна. Периодически так получается, что прилетает угроза развала экономической
и политической централизованной системы. И система держится только на том, что все деньги стекаются в Москву.
И надо признать, что вот такая экономическая модель просто опасна. С этого начинается путь к выздоровлению. Для этого надо проанализировать наше состояние, провести научную работу. Понять, оцифровать, что где у нас в производстве. Какая у нас финансовая логистика. Куда и как идут деньги и кто с кем связан. При этом нужно будет вытащить на свет очень много вещей, которые на свет вытаскивать не хотелось бы даже их собственникам. Потому что достаточно сложная структура собственности даже у государственных компаний. У них есть какие-то свои банки на Кипре. У всех есть офшорные компании. Я вот с удивлением узнал, что даже у Роснефти есть трейдинговые компании офшорные, которые попали под пристальное внимание американского Минфина, потому что через них ведутся какие-то сделки с Венесуэлой. И одна из них попала под американские санкции. Почему бы не сделать вообще для таких операций государственную тогда компанию типа Внешторга? И я посмотрел бы, как американский Минфин ввел бы санкции или промолчал. Потому что одно дело – вводить их против какой-то шарашки, а другое – против России как страны целиком.
И что надо делать после такой ревизии?
Дальше можно понять, как эту всю логистику и производственные цепочки наиболее оптимальным образом замкнуть внутри страны. Чтобы как можно больше транзакций проходило внутри финансовой системы России, и как можно больше компаний могли найти здесь свои решения для своих задач, найти поставщиков здесь. Далее понять, что импортируется и понять, можно ли легко это заместить. Если можно легко заместить, то государству надо профинансировать производство здесь аналогичной продукции. Если это заместить трудно, тогда можно позволить этому быть. И в принципе, можно здесь не только директивными методами пользоваться, но и фискальными механизмами.
Этому можно поучиться у Трампа. Трампа, который с помощью налоговых льгот, с одной стороны, и налоговых репрессий, с другой страны, заставил американский бизнес возвращать производство в США.
Практически Вы говорите про гибкий протекционизм…
Ну а если нужно, то он может быть и не гибкий. Если нужно, он может быть и жёсткий. Почему? Потому что я глубоко убежден в том, что деньги не могут работать на благо страны сами по себе. Деньги не работают, работают люди, инструменты. Вот молоток – это инструмент для забивания гвоздей. А деньги – это инструмент для функционирования экономической системы, где есть разделение труда. Потому что у вас есть товарно- денежное обращение, если у вас есть разделение труда, а если нет разделения труда, то тогда вы живёте в натуральном хозяйстве. Поэтому деньги могут работать либо на разделение труда в нашей стране, и тогда у нас будет экономически рост, потому что рост возможен только там, где растёт разделение труда. Либо наши деньги могут работать на разделение труда в других экономиках, для которых мы будем каким-то звеном. Это вопрос административный и вопрос к руководству корпораций. Поэтому когда Трамп созывает к себе своих корпоративных людей, глав компаний и говорит: «Вы не будете покупать у Huawei оборудование, вы будете делать его сами в США», то это не имеет никакого отношения к свободному рынку. Это вопрос национальной безопасности. Когда американский министр финансов Мнучин говорит, мы будем помогать сланцевым компаниям американским, потому что это вопрос нашей энергетической независимости, нам безразлично – они рентабельны или нерентабельны, нас это не интересует. Если нужно, чтобы они были рентабельными, ввести тарифы против арабской нефти
и российской, мы введем. Посмотрите, какой был информационный бэкграунд в Америке при переговорах по сделке ОПЕК+. Если бы тогда сделка не была заключена, то были бы санкции против России и Саудовской Аравии. США – вот у кого стоит поучиться действиям в национальных интересах своей страны.
Сам Трамп может выглядеть как-то несерьёзно, над ним смеются, но надо смотреть на самом деле на то, что он делает. Америку сделать снова Великой? В каком смысле?
В смысле, какой она была великой после войны, когда это была мощная индустриальная держава. Он не хочет, чтобы его нация зависела от кого-то, от Китая или от арабов. Вот такая сегодня поставлена цель.
Я считаю, что такую же цель можно было поставить и у нас как национальную идею. Мы не должны зависеть от спекулянтов на американский бирже. Это как-то смешно – ядерная держава, которая зависит от спекулянтов, обрушивающих цены на нефть ниже нуля на американских биржах. Это просто анекдот.
Давайте поставим такую цель, и будем использовать лучшие практики, в том числе
и практики протекционизма. И не нужно ограничивать себя какими-то установками. Я не идеалист, а прагматик. И если нужно подвергнуть сомнению свободную конвертацию рубля – давайте подвергнем. Нам это выгодно или нет? Если нам нужно ограничить свободу торговли и нарушать нормы ВТО – давайте тоже подумаем – нам это выгодно или нам это невыгодно? Невыгодно – давайте выйдем. Вообще, честно говоря, я не понимаю, зачем мы туда вошли. Это очень лоббировали наши металлурги, которые единственные выиграли, но они всё равно получили свои антидемпинговые пошлины потом, когда пришёл Дональд Трамп и сказал что нам не нужно, чтобы нам кто-то дешево это продавал. Хочется спросить Мордашова и других господ фразой из книги известной «Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи?».
Мир меняется и очень сильно. Те люди, которые создали глобальные институты, сейчас сами их обнуляют, сами американцы. Потому что они решили, что тот этап развития, который был после войны, он завершился, исчерпал себя. Все что они из него могли получить – они получили. Сейчас они будут создавать для себя что-то новое. Может быть, это что-то новое они потом предложит или даже навяжут миру. Но даже если будет так, мы в этом новом мире, в котором будут устанавливаться новые правила игры, должны иметь какой-то голос. Что-то собой представлять. Если мы не будем делать ничего, мы просто станем предметом на столе переговоров между Америкой и Китаем, Китаем и Европой. Вот быть предметом – это очень проигрышная позиция. Вас просто используют и, дай Бог, если не уничтожат. Вот будущее, которое нас может ждать. Это я говорю
к тому, что стратегия пересидеть кризис, дождаться того, что нефть вырастет снова до 45 долларов за баррель – это стратегия в долгосрочной перспективе может очень дорого нам всем обойтись. Хотя в краткосрочной перспективе, наверное, она решит проблему.
Резюмируя – будущее у нас есть только в том случае, если всё-таки мы будем создавать здесь максимально самодостаточную систему, которая будет позволять развиваться в первую очередь собственным предприятиям, собственным гражданам и мы не будем тогда постоянно так позорно зависеть от всего, что происходит снаружи, будь то цены на нефть или американская финансовая система?
Наша система должна быть оптимально самодостаточна. Вот сейчас она опасно несамодостаточна. Мы крайне зависим от глобальной конъюнктуры, на которую мы не оказываем вообще абсолютно никакого влияния. Нужно эту ситуацию изменить в сторону увеличения нашей самодостаточности. Но я бы не хотел, чтобы она была доведена до уровня полной изоляции от всего остального мира. Вот это ни к чему хорошему не приведёт. Почему? Потому что участвовать в международном разделении труда, конечно, нужно. Благодаря такому участию происходит и приток каких-то новых технологий в том числе.
Но не в качестве предмета?
Нужно участвовать разумно. Участвовать с сознанием того, насколько это полезно для всех как общества в целом. Но если мы считаем, что мы не общество, а просто набор атомизированных личностей свободных, вот мы такие либертарианцы, что каждый сам за себя, каждый бизнес сам за себя, давайте в глобальном мире пусть каждый сам себя найдет – ну тогда мы останемся и без страны, в конце концов, тоже. Потому что в рамках такой концепции государство не нужно. Но, как показывает практика, без государства жить не очень хорошо. Практика Ливии, Сомали, Сирии и многих-многих других мест, где государственной власти просто нет – тому пример. Мы разве хотим жить как в Сомали?
Поэтому абсолютная свобода в силу самого такого определения и рождает спрос на ограничения этой свободы. А государство и есть ограничитель. Раз мы ограничены
и составляем какую-то целостность как общество, то нам надо подумать, как в этих рамках вместе выжить.
Пока самое печальное, что я наблюдаю в процессе кризиса – это утрата смыслов у центральной власти, которая показывает свою несостоятельность в этой ситуации. Потому что все действия, которые сейчас предпринимаются, неадекватны кризису.
В конечном счете, это сваливание проблем на региональные власти. Но если валить все на региональную власть, зачем тогда вы в Москве нужны? Пока у вас есть деньги, по крайней мере, можете их давать –да. Но деньги кончатся. Я думаю, что этот кризис продлится гораздо дольше, чем о нем думают. Он не закончится за 9 месяцев, как закончился кризис 2009 года. Это долгая история, хотя бы потому, что помимо коронавируса, который у всех на уме, существует еще множество факторов, которые этот кризис спровоцировали – торговые войны, перепроизводство плохого корпоративного долга, и многие другие. Это не только эпидемия. И это не на один год, а если конъюнктура плохая будет и дальше оставаться плохой, рано или поздно деньги здесь кончатся. И на чем тогда будет держаться власть? Если вы не выполняете какой-то роли конструктивной, созидательной роли, не осуществляете какой-то синтез сил, производственных, политических, человеческих сил страны, тогда вы просто не нужны. Тогда вернется снова «берите суверенитета, сколько хотите», и тогда выстроится экономика по-новому и, может быть, даже и в других политически границах.
Что же, будем надеться, что у нас есть какие-то шансы не на то, что мы будем заново по кускам собираться или вообще никогда не соберёмся, а всё-таки на то, что какие-то разумные решения удастся принять. И на месте этого Франкенштейна нынешней российской экономики появится что-то по-настоящему жизнеспособное, способное развиваться и, главное, работающее не абстрактно для какой-то там эффективности, роста ВВП, роста денежной массы, а как Вы и сказали, для того общества, которое живёт, осознавая себя каким-то единым целым.